Ярослав Лодыгин: «Дикое поле» лучше, чем хот-дог у Борисова
«Ворошиловград» долгое время находился в производстве, но стартовал, только когда к проекту подключился Владимир Яценко. Как вы познакомились и нашли друг друга?
Мы победили на питчинге Одесского кинофестиваля в 2013 году и получили там диплом. После этого я встречался и говорил со многими продюсерами. Нас заметил Александр Роднянский, пригласил в Москву, мы даже начали какую-то работу по сценарию с его редакторской группой. Но потом началась революция, война, Роднянский говорил странные вещи про Крым, и всё быстро заглохло.
Приближался новый питчинг Госкино, и я хотел успеть подать документы. Я решил, что надо любой ценой запускать фильм. Был готов делать это с кем угодно, и как раз нашлись люди, готовые поддержать проект. Я не до конца был уверен, что они заинтересованы в кино.
Когда-то я питчил свой полный метр «Ваня чокнулся от любви», и мне показалось, что продюсеры, которые хотели со мной работать, думали больше о схемах присвоения денег и способах их обналичивания. Тогда про кино со мной никто не разговаривал. В основном обсуждалась организационная структура, найм бухгалтера и подобные вопросы.
Сейчас я был готов рискнуть, но продолжал сомневаться. Вечер перед подписанием договора я проводил в раздумьях. Уже глубокой ночью позвонил Ане Санден, которая у нас работала на радио (радио «Аристократы» — прим. ред.), чтобы посоветоваться.
Мы поговорили, она поняла ситуацию и сказала: «Вообще-то мой муж продюсер. Он занимается рекламой, но, мне кажется, сейчас такой момент, что ему хочется сделать что-то большее. И он давно хотел познакомиться с Жаданом. Сейчас я его разбужу». После чего — положила трубку на стол и пошла его будить. Через 15 минут Володя взял трубку, и так мы с ним познакомились. Я его спросил: «Мне завтра утром надо подписывать документы. Да или нет?» Он сказал: «Не подписывай, всё будет хорошо».
Следующим утром мы впервые встретились лично. Понравились друг другу и сошлись на том, что хотим сделать фильм крутым, на максимуме наших возможностей. И, что немаловажно, чистым и белым, не ради воровства.
Раньше процесс был стрёмный. Многие компании, даже получив максимальную поддержку от Госкино — 50% бюджета фильма, никогда не искали вторую часть суммы. Они делали кучу подложных документов, как-то прикрывали себя, но никогда не привлекали дополнительные деньги. Мы же в итоге честно собрали оставшиеся 50% в Украине, Швейцарии, Германии и т. д.
Когда-то я питчил свой полный метр «Ваня чокнулся от любви», и мне показалось, что продюсеры, которые хотели со мной работать, думали больше о схемах присвоения денег и способах их обналичивания. Тогда про кино со мной никто не разговаривал.
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit. Ut elit tellus, luctus nec ullamcorper mattis, pulvinar dapibus leo.
После 2014-го года серьёзно меняется восприятие романа, а как следствие, и фильма. Ты даже поменял название с «Ворошиловграда» на «Дикое поле». Даёт ли твой фильм какие-то ответы по поводу событий на Донбассе?
Мне кажется, что он, наоборот, больше ставит вопросов. Сейчас выходит много фильмов о Донбассе, и большинство людей может просто не заметить, что лента была задумана, начата и написана до того, как произошёл конфликт. Возможно, это предчувствие Серёжи, как большого автора, который уловил эти настроения.
Мы снимали фильм в Старобельске — это зона АТО. Здесь всё пропитано прифронтовой атмосферой, за полчаса можно добраться до зоны разграничения на машине. Но мы на этой территории воссоздали параллельную реальность, прошлое. Землю в преддверии войны.
Для меня ржавая советская заправка из фильма превратилась в символ нашей страны. Это место, где работают и живут интересные, неунывающие и смешные люди, откуда многие уезжают, но некоторые остаются, возвращаются и пытаются даже защищать это место.
В вечности может храниться даже плохой фильм. Ничего страшного с ней не произойдёт. Но несмотря на то, что вечность всё вытерпит, мы поработали на совесть.
Я заметил, что в других интервью ты мало говорил о том, как снималось «Дикое поле». Какой твой топ историй со съёмок?
Каждый день — это одна история. Например, кульминационную сцену мы снимали три дня. Она очень сложная: там рейдеры приезжают на заправку и герой им противостоит. Много людей, разных сторон и старой техники. И в ней всё решается.
Но появилась проблема: я заболел. Каждый день из трёх съёмочных мне становилось всё хуже. А эта сцена стояла посередине старобельского блока. То есть, хотя это и кульминация фильма, мы её снимаем ближе к началу, когда актёры ещё не прожили всей истории.
Всё усугубляло то, что я не соображал, что делаю. Мне надо было говорить «снято» или «не снято», есть из чего монтировать или нет, отвечать на какие-то вопросы. Я это всё делал бессознательно, а когда пришёл в себя, начал переживать, потому что ничего не помнил.
То есть физически помню, что мы снимали. Но я не мог доверять своим тогдашним ощущениям. Пришлось пересмотреть весь материал ночью: только тогда я уже чуть успокоился, увидев, что всё получилось. Окончательно я перестал волноваться, когда пошли первые монтажи этой сцены.
Ещё одна история произошла, когда мы снимали киевский блок. Это уже были последние съёмочные дни, конец сентября. Там есть сцена с железнодорожным переездом, и ко времени начала работы над ней уже похолодало. А ночью особенно: даже пар шёл изо рта.
Это было странно, потому что в фильме у нас не было ни одного дождливого дня. Поэтому мы пытались снять эту сцену так, чтобы поменьше дышать, и заставили актёров курить постоянно, чтобы замаскировать пар изо рта.
Я знаю, что братья Коэн — одни из твоих любимых режиссёров. И, судя по трейлеру, ты им немало наследуешь. Как далеко ты зашёл по этому пути?
Надеюсь, что недалеко. Это мой первый фильм, и естественно возникает неосознанное воспроизведение виденного раньше. Ведь Коэны нравятся за что-то конкретное, за то, что резонирует со мной лично. Но я не думаю, что будет ощущение подделки или копии под Коэнов.
Фильм, который мы часто обсуждали на площадке, — это «Большой Лебовски». Это мой любимый фильм. Он никак не похож на «Ворошиловград», кроме некоторых моментов. К примеру, пассивный герой. Герой, который как бы ничего не хочет, и тем не менее есть экшен. Мне ещё в книге эта тема была интересна. Но я вообще не сравниваю эти фильмы. Для меня это был способ что-то объяснить и показать, как может быть.
Ещё одна вещь, которая есть у братьев Коэн в каждом фильме, — это ансамблевая игра всех актёров сразу. Они все играют в одном стиле, даже если он нарочит. Мне хотелось отойти от модной нынче документальной игры и сделать шаг от реальности.
Я поставил эту задачу перед всеми департаментами. Хотя мы точно воспроизвели Донбасс 2010 года материально, в актёрской игре мы позволили себе пофантазировать. Это сложно, потому что работает только тогда, когда все внутри фильма сами верят в эту нереальную реальность.
Сейчас выходит много фильмов о Донбассе, и большинство людей может просто не заметить, что лента была задумана, начата и написана до того, как произошёл конфликт. Возможно, это предчувствие Серёжи, как большого автора, который уловил эти настроения.
Ты говорил, что твой фильм светлый. Что ты имел в виду?
Он светлый во всех планах. Там яркая мексиканская картинка, и солнце сопровождало нас во время съёмок. За время работы в Старобельске не было ни одной капли дождя. А как только закончили снимать на натуре — сразу пошёл первый дождик. Мы шутили, что это «божий промысел». У нас есть в истории такой термин.
Вдобавок, несмотря на то, что фильм — трагедия, он всё равно несёт в себе витальность: в природе, героях, колористике, шутках, музыке. Мне кажется, у людей должно остаться после него светлое ощущение. Хотя в «Диком поле» вроде бы есть все элементы нашей депрессивной действительности: несправедливость, бедность, глупость, усталость какая-то, но они складываются в светлую картину.
Чего ты больше всего боишься, как режиссёр?
Как режиссёр «Дикого поля» я боюсь, что это никому не нужно. Было потрачено много усилий, не только моих, и это может стать разочарованием. Но во всём, что я делаю, отказываюсь верить, что мы живём в стране с исключительно тупыми людьми, которые хотят потреблять что-то глупое, примитивное, с готовым ответом.
Я верю, что есть другие люди.
Но ты так сформулировал — чего я боюсь. Не то чтобы я боюсь… Мне интересно и волнительно. Я себе говорил: «Это всего лишь фильм. Это два часа времени, но это всего два часа времени человека. Никто не умрёт».
Всего два часа, но фильм же ты делал для вечности?
В вечности может храниться даже плохой фильм. Ничего страшного с ней не произойдёт. Но несмотря на то, что вечность всё вытерпит, мы поработали на совесть.
Помню, в одном интервью ты говорил, что скоро появятся изумруды украинского кинематографа. Твой фильм к ним относится?
Я не могу сказать: «Мой фильм — изумруд украинского кинематографа». Не мне определять его ценность. Но как есть градообразующие предприятия, так для меня «Дикое поле» стало жизнеобразующим событием. У меня уже есть основания говорить, что я, в конце концов, что-то сделал в этой жизни. Но остановиться на этом очень бы не хотелось.
Если художественный департамент за свою работу не получит «Золотую дзигу», то я считаю, что это будет несправедливо. Я восхищён их работой.
Если кому-то фильм не понравится, ты готов вернуть ему деньги?
Нет. Во-первых, я не владею этими деньгами, чтобы их возвращать. 50% билета остаётся в кинотеатре. Давайте адресуем этот вопрос не только мне, но и кинотеатрам, дистрибьюторам, продюсерам и всем остальным. Во-вторых, это небольшие деньги.
За примерно 60 гривен в новых заведениях Борисова можно съесть и хот-дог, и сидра выпить…
«Дикое поле» лучше, чем хот-дог у Борисова. При всём уважении к Борисову и хот-догам, 1 час 52 минуты фильма стоят и потраченных денег, и потраченного времени. Именно в кинотеатре. Михальчук (Сергей Михальчук — оператор фильма — прим. ред.) снимал его для большого экрана. Там очень много информации, мы следили за тем, чтобы ничто случайно в кадр не попадало. Если что-то на стене нам не подходило, мы это убирали. Фильм весь artificial.
Если художественный департамент за свою работу не получит «Золотую дзигу», то я считаю, что это будет несправедливо. Я восхищён их работой. Это люди, которые обижаются, когда их называешь киношниками, и они реально кинематографисты.
Как тебе потратить чужой миллион? Какие ощущения?
Я так не формулирую, что я взял и потратил чужой миллион. Мы собрали эти деньги и вложили их в произведение искусства. Я его даже не видел. Не бывает так, чтобы пришёл продюсер и положил на стол чемодан с бюджетом фильма.
Но для меня это опыт управления и создания проекта, который стоил 1,2 миллиона долларов. Если у меня будет ещё фильм или другой проект, в котором будет необходим такой объём денег, меня эта сумма не будет пугать.
Твой следующий фильм будет «Интернат». Как идёт подготовка?
Сейчас я немного выпал из этого процесса. С «Интернатом» будет сложно. Языковые пуристы закидывают мне, что Жадан написал «Ворошиловград» на украинском языке, а мы в фильме намешали языков и диалектов. Кто-то называет это «мовна шизофренія». Так мы живём в таком состоянии в стране, и пора это признать.
В «Интернате» и вообще в литературе Серёжа имеет возможность использовать украинский язык, даже описывая русскоязычных людей или людей, которые говорят на других языках. Это литература. А в кино я такой возможности не вижу. Если говорить об «Интернате», то там идёт речь о русскоязычном учителе украинского языка. Это главная часть характера этого персонажа.
Плюс выходит, что фильм будет в два раза дороже «Дикого поля»: там война, «грады» летают, техника ездит, людей больше. Скорее всего его не сможет поддержать государство: в законе есть 90% квота на украинский или крымскотатарский языки. А я не очень понимаю, как какой-нибудь кубанский оккупант будет говорить на украинском или крымскотатарском языке. Мы с Жаданом не согласны с этим.
Скажи, а ты отказался от оригинальных сценариев? Дальше будешь снимать только экранизации?
Если Жадан напишет что-то новое, то я бы хотел это снять. Мне нравится, как он пишет, и он сейчас всё лучше и удобнее стал писать для экрана. Может быть, когда-нибудь экранизирую и «Депеш Мод». У Миклоша Гимеша, нашего швейцарского копродюсера, есть идея, чтобы это была трилогия. Но у меня есть и мои идеи сценариев, некоторые более-менее разработанные.
