«Я не люблю экспрессию за кадром»: Антонио Лукич о футболе, шутках и поколении фрилансеров
Дебютная картина режиссера Антонио Лукича «Мої думки тихі» выйдет в прокат 16 января 2020 года, а уже успела завоевать призы на кинофестивалях в Карловых Варах и Одессе. Лента о звукорежиссере, который вместе с мамой отправляется на Закарпатье, чтобы записать голоса украинских животных, еще с момента анонса заняла место в топе самых ожидаемых фильмов года для нашей редакции и в итоге полностью оправдала надежды.
И это мы говорим об украинской комедии, понимаете? Вдохновившись удачными шутками, меткой иронией и красотами Мукачево, наш главред встретился с Лукичем в национальном научно-природоведческий музее Киева и расспросил о комедии, планах снять спортивную драму, поколении фрилансеров и конкурсе «Україна — шлях до миру».
«Мої думки тихі» – одна из самых смешных украинских лент последних лет. Как долго ты продумывал все эти шутки?
Сценарий писался почти три года. Это включительно с процессом репетиций, потому что я постоянно занимался адаптацией этого сценария. Один из инструментов написания сценария – освоение. То есть, когда я написал о зоомузее, я пошел в этот же зоомузей, чтобы добавить в текст какие-то еле уловимые детали. Как, например, нотная запись песни зяблика, которую я заметил в музее и вписал в сценарий.
Многие сценаристы украинских комедий, да и комедийные актеры, начинали свою карьеру в КВН. Как ты думаешь, каким образом это влияет на юмор в украинском кино?
Я бы не стал обобщать, потому что в КВН тоже есть талантливые люди. К примеру, актеры, сыгравшие в «Мої думки» закарпатцев, тоже когда-то играли в КВН, если меня не подводит память. И мне было с ними очень комфортно работать, они много чего добавили в свои сцены. По сути ведь, задача режиссера – быть таким фильтром, который решает, что попадает или не попадает в историю.
Нужно ли заканчивать профильное учебное заведение, чтобы стать режиссером?
У меня насчет этого устоявшееся мнение – все зависит от мастерской. У нас была замечательная мастерская (мастерская Владимира Оселедчика при КНУТКиТ им. Карпенко-Карого), мы пачками смотрели фильмы, анализировали их, работали с мастерской по актерскому искусству, мастером по драматургии. Нам повезло. Но были и ребята, которым повезло меньше – и я не уверен, что им стоило тратить пять лет на обучение. Все равно ведь на практике все по-другому – все же зависит от того, насколько у тебя крепкие нервы и почки, насколько ты в силах все это выдержать.
Кстати, я учился на кафедре телережиссуры, и нас там учили не ждать вдохновения. Говорили, что вдохновения ждут режиссеры художественных фильмов, а мы жили без него. Вообще, я не думаю, что стоит ждать вдохновения, но когда оно есть, работать гораздо легче. Но волнительнее.
Когда я достаточно выпью, я вообще называю себя ревнителем веры в кино.
Ты говорил, что «Мої думки» – условный итог данного этапа твоей карьеры. Что дальше?
Я точно знаю, что не пойду на поводу у зрителя. Есть зрительский запрос на фильмы, которые развлекают, не заставляя напрягать свои мозги – и вот в это направление я точно не пойду. Мне больше импонирует кино, которое приглашает зрителя в путешествие вместе с героями, предлагает прожить кусочек чьей-то жизни.
Мне нравится, когда автор фильма невидимый – есть актеры, есть история, но ты не обращаешь внимания на то, как это все смонтировано, озвучено и снято. Ты не видишь всех этих швов. Я не люблю экспрессию за кадром, не люблю чувствовать, что за камерой какая-то сильная личность, потому что за этим чувствуется манипуляция в моем сознании. Я люблю французскую новую волну, но хотел бы я снимать что-то похожее? Нет.
То есть, следующий «Форсаж» ты снимать не будешь?
Зависит от моего гонорара. Да и машины мне, в принципе, нравятся. И вообще, у меня старая машина, она постоянно требует ремонта! Я очень гибкий в этом плане, и в разных проектах вижу и плюсы, и минусы. Было бы глупо сейчас ограничивать себя исключительно камерными историями, снятыми в одной комнате. Конечно, первый фильм проще делать камерным, дальше уже можно немного размахнуться. К слову, сразу после окончания фильма я выступил режиссером ситкома о медиках, который будет выходить на канале «ТЕТ».
И ты советуешь его смотреть?
Смотря кому. Например, я уверен, что моя мама получит массу удовольствия от этого сериала. На самом деле, я тоже получил огромное удовольствие от работы на этом проекте. У нас был отличный кастинг, репетиции, талантливый сценарий. Конечно, были адовые временные рамки производства. Не знаю, насколько я имею право говорить об этом всем, но условия съемок были сложными. В то же время, это часть моей работы, и я не могу сказать, что потерял время или что-то в этом роде.
Ты говорил, что когда-то планировал снять документальный фильм об Оксане Баюл (украинской фигуристке, олимпийской чемпионке 1994 года). Что тебя привлекло в этом проекте?
В истории Баюл было много того, что срезонировало с моим мироощущением в тот момент. Я подумал, что это отличный материал – в нем было много драмы, трагедии, препятствий, конфликтов. Когда она получала награду, произошел казус – Украина тогда только-только сформировалась как независимая страна и мало кто знал что это. Когда спортсмены побеждают, им включают гимн их страны. Но когда победила Баюл, так случилось, что ни у кого не было на записи гимна Украины, и ей предложили включить либо советский гимн, либо российский. Она уперлась, и тогда нашли кассетку с украинским гимном, кажется, у массажиста или кого-то, в номере. Жизнь Баюл очень насыщенная такими событиями, подробностями. К сожалению, я так и не смог выйти с ней на связь, а писать сценарий о какой-то выдуманной фигуристке лихих 90-х мне не хотелось.
А почему бы не снять фильм об украинском футболе, о Динамо Киев 2000-х годов? Это же готовая документальная драма.
Да, но футбол – очень регламентированный вид спорта, туда сложно проникнуть с камерой. Поэтому я о футболе пока не думал. Я некоторое время думал снимать об «околофутболе», но сейчас эта тема как-то ушла в нулевые. Если и снимать об этом, то лет так через двадцать.
В фильме «Мої думки тихі» у тебя очень много отсылок к футболу…
Их там изначально было даже больше, чем в финальном монтаже. Многие ушли.
Как ты вырезал лишние сцены?
В какой-то момент я понял, что для меня целое важнее, чем частное. Этот фильм стал переосмыслением моего студенческого опыта, итогом того, что я понял во время учебы. Мне когда-то казалось, что можно просто снять много хороших эпизодов и обмануть зрителя. Как оказалось, нет – нужно что-то целое, с ритмом, цельным образом. Поэтому и не было особо жаль вырезать лишние сцены. Но некоторые актеры, скажу честно, даже плакали, потому что их сцены так и не попали в финальный монтаж. Я их понимаю.
Ты говорил, что тебя не сильно интересуют социально-политические истории. Почему?
Даже не совсем так, я скорее говорил, что кино – не лучшая платформа для социально-политических высказываний. У всего, что имеет приставку «социально-политический» или скорее даже просто «политический», есть налет временности. А кино это, все таки, размышления о чем-то вечном – о той же миграции птиц или о взаимоотношениях родителей и детей. У этих тем нет срока годности, в отличие от многих социально-политических сюжетов. Когда продюсеры представляют фильм, они часто говорят о его актуальности, но мне кажется, что это порочный путь.
И «Манчестер», и «Мої думки» показывают условное поколение фрилансеров. Ты и дальше собираешь исследовать именно этот мир?
Поколение фрилансеров – тема, которая непроизвольно присутствовала в моих фильмах, потому что это черта нашего времени. При этом, я не пытаюсь давать этим людям какую-то негативную оценку, изображать их инфантилами или «типичными миллениалами». Это тоже люди с конкретными целями, просто так получилось, что время, в котором они живут, ставит сложные условия для выживания. Но «Мої думки» были условным итогом этого периода в жизни – демонстрацией всего, чему я научилась и о чем надумался за последние пару лет.
Ты в интервью говорил, что украинскому кино не хватает глубины. Как думаешь, почему так происходит?
Я имел в виду не какую-то внутреннюю глубину, ее-то как раз и хватает, а плоскость инструментария. То есть, отсутствие второго плана, какой-то периферии кадра, периферии драматургии. Мне кажется, тут все дело в отсутствии бюджетов и времени на то, чтобы более тщательно разработать фильм. Ну, или нету желания.
Но дело не в сценарии?
Мне кажется, нет. Любой сценарий можно довести до нужного состояния.
Поколение фрилансеров – тема, которая непроизвольно присутствовала в моих фильмах, потому что это черта нашего времени.
Ты говорил, что вдохновлялся «Сломанными цветами» Джармуша. Что ты еще любишь из массового кино?
Кстати, я не могу сказать, что очень люблю Джармуша, но конкретно «Сломанные цветы» вдохновляли меня во время работы над моим фильмом. Вообще, я рос на Вуди Аллене, смотрел все его фильмы много раз. Обожаю Новый Голливуд, Копполу, очень люблю «Бумажную луну» Питера Богдановича. Я могу с удовольствием пересматривать что-то из классики.
У тебя в фильмах очень много кинематографических отсылок. Как ты вообще относишься к этой интеллектуальной игре, когда режиссер оставляет референсы и зацепки в надежде на то, что зритель их уловит?
Когда я достаточно выпью, я вообще называю себя ревнителем веры в кино. Я очень много всего смотрел и, мне кажется, проанализировал. Так что я считаю себя частью кинопроцесса. Я очень внимательно смотрю фильмы по десять-пятнадцать раз, вдумываюсь. Поэтому мне важно понимать этот контекст и быть его частью. Тарковский ставил в кадр картины Да Винчи, для него такие отсылки были мерой вечности. Мои референсы – такой себе маркер времени. Когда в фильме вспоминают Милевского, это говорит зрителю о том, что эта история родом из условного 2009, или 2015 года.
Действие фильма «Мої думки» происходит в наше время, но я не хотел ориентироваться на все эти клише современности, делать акцент на вируализированности или других чертах нашего времени. Тем более, что на Закарпатье время действительно будто застыло.
К слову о Закарпатье, ты одновременно и показываешь красоту этих земель, и немного иронизируешь…
Безусловно. Закарпатье вообще немного способствует тому, чтобы над ним иронизировать. Но можно делать это по-злому, а можно – с ностальгией и чувством благодарности этому краю за то, что он такой. Я вот себя дико некомфортно чувствовал, когда ездил на воды с мамой, и пытался передать это чувство, когда снимал сцену с пенсионерами на водах.
Очень много шуток в «Мої думки» основаны на ощущении скрытой драмы, легкого дискомфорта и абсурдности ситуаций. Это не подталкивает тебя всерьез заняться драмами? Ты хочешь, чтобы люди плакали в конце твоих фильмов?
Не скажу, что мне хочется, чтобы они прямо плакали. Честно, не знаю. Автору всегда приятно, когда его героям сопереживают, и мне тоже.
Что ты думаешь насчет авторской теории кино?
В моем понимании, авторское кино – кино, за которым стоит личность. Артхаус для меня – безличностное кино, у которого нет единого автора. Это набор определенных клише, только с какой-то минусовой полярностью. Авторское кино делает человек, артхаус производится заводом артхауса. Из десятка фестивальных фильмов, девять мне сложно отличить друг от друга. Потому что они безликие.
Я хочу быть как художник, который полностью создает свою картину, от идеи и до готового продукта.
У тебя уже есть полочка для наград?
Ну, небольшая такая. Только Глобус оказался неожиданно массивным, так что он пока стоит у меня в коридоре.
Первую награду ты получил на Одесском кинофестивале, верно?
Не совсем, до этого у меня была награда за мой документальный фильм, который я снял еще в студенческие годы. Это было на парижском фестивале, который назывался Cinerail, там награждали фильмы о железной дороге. Я ездил с бабушкой и дедом в Забайкалье в 2012 году, как раз во время Евро-2012. Все тогда съехались в Киев, а я уехал в тайгу, смотрел футбол там в 4 часа ночи. Но я снял фильм о том, как мы ездили к родным, прощались с родственниками. Вообще, я согласен с тем, что свой первый фильм стоит снимать о своей семье, так что я спокоен, что уже снял что-то действительно важное.
Это был мой самый грустный фильм, и за него я получил награду французского кинофестиваля. Естественно, я к ним тогда не поехал, но они мне потом прислали приз по почте. Так что меня наградами баловали еще со студенческих лет.
А какая награда тебе запомнилась больше всего?
Как ни странно, это было на таком странном конкурсе, «Україна – шлях до миру». Я получил что-то вроде третьего места, зато там был довольно-таки существенный денежный приз, благодаря которому я смог еще некоторое время спокойно жить, работая над сценарием следующей своей истории. Но почему-то именно этот конкурс я очень отчетливо запомнил. Может потому, что там все было очень гламурно.
А на Одесском кинофестивале ты выходил на красную ковровую дорожку? Как ощущения?
Дорожка как дорожка, но ты по ней идешь, а вокруг какие-то люди ходят, смотрят на тебя. Например, отдыхающие с надувными кругами.
Ты был в смокинге, как положено?
В костюме. Свадебном. Я его отбиваю, как могу – поехал в нем в Карловы Вары, потом в Одессу.
