Криминал, неон и синти-поп: из чего состоит мир Николаса Виндинга Рефна
Он из тех режиссеров, кто подсовывал своим актерам настоящий кокаин для съемки сцены с наркотиками. Правда было это лишь раз и то во время работы над дебютным фильмом, скажет Рефн. В целом же добродушный Николас даже если попытается, не сможет растерзать своих актеров для идеального кадра. С каждым из своих исполнителей, будь то Мадс Миккельсен, Райан Гослинг или Эль Фаннинг, у него кинематографическая любовь. Закончится все, конечно, кровавыми потоками в холодном неоновом свете, недоумением критиков на какой-нибудь каннской премьере и отзывами в духе «да он группа Sex Pistols в мире кино».
Датчанин Николас Виндинг Рефн отрицает влияние родной «Догмы 95», снимает все сцены исключительно в хронологическом порядке и, мягко говоря, не дружит с Ларсом фон Триером. Кто же тогда вдохновляет режиссера и из каких творческих пазлов состоит его фильмография?
Криминальные мифы
В основе любого художественного произведения содержится миф. Однако Рефну очень близка не только смысловая, но и визуальная мифологизация. Он любит ходить по краю, снимать жуткую полусказку. Даже в сверхреалистичных декорациях, картина режиссера так или иначе обретает элементы фантазии. При этом не важно, экшн ли это, как в «Диллере» или чистый видеоарт, как «Только Бог простит».
К примеру, «Вальгалла: Сага о викинге» — чистый оммаж скандинавским мифам, которые Рефн нежно любит еще с детства, когда родители читали ему легенды о викингах. «Драйв» — миф о герое-одиночке, спасающем деву в беде, и дань уважения кинематографу 60-70-х — любимому периоду режиссера. Среди своих источников вдохновения Рефн называет байкерскую короткометражку «Восход скорпиона» (1963) величайшего авангардиста ХХ века Кеннета Энгера (куртка протагониста со скорпионом на спине). А вот в «Это — свидание» (1976) Клода Лелуша Николаса очаровала сцена с авто, несущемся по улицам Парижа, в то время как саундтрек переплетен с ревом двигателя. «Только Бог простит» — миф об Эдипе и попытке вернуться в утробу матери, а также оммаж любимому японскому кинематографу, в частности — криминальной драме Сэйдзюна Судзуки «Токийский скиталец» (1966). Вообще любовь к классическому кино времен «новой волны» — заслуга семьи. Отец Рефна, Андерс, — монтажер и режиссер, а мать, Вибеке, — мастер операторской работы.
Экранный миф Николаса Виндинга Рефна так или иначе всегда переплетен с криминалом. Режиссера всегда интересовало исследование трансагрессии человека. И если практически все экранные истории Рефна разворачиваются в современности, то лучшим условием для такого исследования оказывается мир преступности с продавцами наркотиков («Диллер»), перевозчиками грабителей («Драйв»), уголовниками («Бронсон») и тайскими контрабандистами («Только Бог простит»).
Больше крови
Наверняка вы заметили, что в вопросах насилия Николас Виндинг Рефн весьма изощренный. Учился режиссер у лучших — Стэнли Кубрика, Дэвида Кроненберга, Тоуба Хупера. «Видеодром» датский автор называет мастер-классом по изобретательной съемке секса и насилия, а «Техасская резня бензопилой» окончательно убедила режиссера в том, что кино, является уникальной и самостоятельной формой искусства (при том, что «Резню» Рефн посмотрел еще будучи ребенком!). С каждой новой лентой постановщик переосмысливает границы допустимого в кадре. Натурализм насилия Николаса не смущает, по его мнению, это необходимая составляющая каждой из его историй.
Многие люди не разделяют физическое насилие и эмоциональное. А это разные вещи. Да, у меня в фильмах люди гибнут, их убивают. Но главное не то, что происходит на ваших глазах, а то, чего вы не видите. Что лишь чувствуете. В фильмах вроде «Драйва» сцены насилия — это как вино на ужин, без них не обойтись, но нужно, чтобы они вызывали правильные эмоции.
При этом, как настоящий визуал, свои сцены насилия режиссер сопровождает блестящей постановкой, очень часто используя широкоугольные камеры и симметрию. Контраст прекрасного и ужасного на лицо.
К слову, о лице: трейдмарком ультранасилия по Рефну считается разбитое «в мясо» лицо или же сам процесс увечья чьей-то физиономии. Искалеченный Гослинг в «Только Бог простит» и побитый Том Харди в «Бронсоне» — это еще пол беды. А вот знаменитую сцену из «Драйва», в которой водитель топчет лицо киллера в лифте, Американская ассоциация кинокомпаний посчитала слишком жестокой и прилично урезала перед прокатом. За консультацией для съемок Рефн специально обращался к Гаспару Ноэ, который подобным образом искалечил персонажа в «Необратимости».
Кино имени себя
Николас рос достаточно замкнутым мальчиком и, по собственному утверждению, постоянно занимался самокопанием. Интровертность будущего режиссера не могла поколебить даже мама, которая искренне поощряла все начинания Николаса и постоянно называла его гением. Как результат, практически все герои Рефна — это так или иначе альтер-эго режиссера. «Я люблю сотрудничать и принимать чужие идеи, но все, что происходит, должно быть про меня. Это мой способ избавляться от внутренних демонов», — говорит автор.
В «Диллере», «Бросноне» и «Драйве» критики усмотрели гипертрофированную фетишистскую маскулинности, и даже некий скрытый гомоэротизм между Николасом и его исполнителями главных ролей. В ответ постановщик снял историю о патологии «маминого сыночка» («Только бог простит»), а потом и вовсе обратился к фэшн-индустрии и женщинам: «Конечно, я верю, что в каждом взрослом мужчине прячется 16-летняя девочка, вот и захотел снять «Неоновый демон», о 16-летней девушке внутри меня».
При этом многие его герои либо совсем немые («Вальгалла: Сага о викинге»), либо очень мало говорят (все персонажи Гослинга). Ответ стоит искать, опять таки, в скрытности самого режиссера, а еще в некоем ореоле мистики вокруг молчаливых людей, который Рефн разглядел в нуарах: «По-моему, молчание — это самая громкая вещь в мире и самая пугающая, если этим приемом правильно воспользоваться. Возьмите Хичкока, фильмы 1940–1950-х годов. В те времена умели применить силу молчания».
Дискотека в свете неона
Как настоящий адепт нео-нуара, Николас чрезвычайно увлечен визуальной составляющей своего кино. Яркая цветовая палитра всех его фильмов, в частности неон, — это не китч, а вынужденная мера. Дело в том, что Рефн страдает от дальтонизма и совершенно не различает полутона. Как результат, в его фильмах много контрастных сочетаний и чистых основных цветов спектра. Избыточность цвета к тому же навеяна режиссеру его любимым сюрреалистом Алехандро Ходоровски и мастером джалло Дарио Ардженто.
Яркий контраст усиливает элемент нереальности или даже наркотичности происходящего, истории на грани мифа, о котором мы вспоминали ранее. Так «Святую гору» Ходоровски Рефн называет выходом в область трансцендентного, а «Суспирию» просто нарекает «абсолютно кокаиновым кино». Главный цвет Рефна, как и у Ардженто, — красный — символ смерти, страсти и красоты, переплетенной с ужасом.
Пульсирующий неон в фильмах Николаса очень часто сопровождается особенным музыкальным рядом. Режиссер сам подбирает плейлисты к собственным фильмам, очень часто это электроника или синти-поп 70-80-х. «Я пишу сценарии под музыку. Я снимаю под музыку. Это часть моего естества», — говорит Рефн. Работая над «Неоновым демоном», к примеру, автор постоянно слушал Джорджио Мородера, а для «Драйва» Николас составил очень контрастный треклист вместе с Райаном Гослингом: «Мы не хотели ретро в его чистом виде. Нужен был… тюнинг — аранжировки, которые сблизят старую добрую музыку с электроникой и техно эпохи интернета». Такой принцип в целом автор применяет во всех своих картинах: в «Бронсоне» звучит Джузеппе Верди и Pet Shop Boys, а в «Только бог простит» медитативная электроника разбавлена нелепым караоке.
Между тем, последние три картины режиссера обязательно сопровождались оригинальным электронным саундтреком композитора Клиффа Мартинеса, без чьих холодных ретро-ритмов невозможно представить фирменное ультранасилие Рефна. «Мартинес играет решающую роль в том, куда именно повернет сюжет фильма. Я, конечно, вовлечен в процесс, но он все-таки композитор. Он потрясающий, он стал частью нашей жизни. Мы с ним близкие друзья».